Инновационная экономика в России – что делать?
Анатолий Чубайс, генеральный директор РОСНАНО
Инновационная экономика в России – что делать?
Из лекции для выпускников Российской Экономической Школы
Я бы хотел поделиться с вами видением того, что такое на сегодняшний день инновационная экономика в России, и, самое главное, что нужно сделать, чтобы эту самую инновационную экономику в стране создать.
Пытаясь ответить на этот вопрос, наверное, правильнее всего хоть немножко оглянуться назад и посмотреть на тот исторический фон, на котором это явление формировалось. Если заглянуть в советское прошлое, то первое, что приходит всем в голову, когда спрашиваешь о важнейших достижениях советской науки, это два проекта – атомный и космический. Независимо от моей политической ориентации, надо признать, что действительно оба проекта были великими и, как минимум, изменили нашу страну, а как максимум – изменили геополитическую конфигурацию на земном шаре в целом. И их значение ощущается до сих пор. Это важнейшие результаты развития науки и техники в период 1940-х–1960-х годов. Точно так же чистой правдой является и то, что произошло после, в 1970–1980-е годы, в так называемый «расцвет застоя». Всем известны лозунги Михаила Горбачева «Перестройка» и «Гласность», но те, кто лучше знают это время, помнят, что начинал он с лозунга «Ускорение». Точнее, даже «Ускорение научно-технического прогресса». Так стоял вопрос, и на эту тему заседал целый пленум ЦК КПСС.
Как мы знаем, пленум состоялся, но ускорения не получилось. Я не хотел бы сейчас на этот счет как-то ёрничать. Важна другая сторона дела: руководство страны в тот период безусловно, сознавало, что в середине 1980-х годов масштаб отставания нашей страны от остального мира был очевидным. И эта задача, конечно, была приоритетной. К сожалению, очень быстро стало понятно, что ресурсов для ее решения не существует. Для сведения: в то время производительность труда в СССР по отношению к США составляла 29,4%. Прошло 25 с лишним лет. Что мы имеем сегодня? Сегодняшняя производительность труда по сравнению с Соединенными Штатами составляет порядка 30%. Это можно, конечно, трактовать как прорывной успех: целых 0,6% за какие-то 27 лет, но как-то все же язык не поворачивается.
Если трезво оценить ситуацию, то надо прямо сказать, что, во-первых, советская экономика оказалась не в состоянии решить историческую задачу научно-технического прогресса, инновационной экономики. Российская экономика за последние 20 лет также оказалась не в состоянии решить эту задачу. В отличие от советской экономики, потенциально у нее такой шанс существует. Мне представляется, что если вопрос ставить в этом ключе, то с учетом российского исторического фона наше развитие должно делиться на три этапа.
Этап номер один – 1990-е годы. Это этап развития основ рыночной экономики. Понятно, что ни задачи строительства инновационной экономики, ни даже задачи разворачивания масштабного экономического роста в то время решать было просто невозможно в силу отсутствия институтов, инструментов, законодательства, квалификации, кадров, бизнеса, социальной инфраструктуры и еще 150 причин. Задача строительства рыночной экономики за 10 лет в стране была решена. Следующие 10 лет... Опять же можно оценивать с плюсом или с минусом по политике. Я не хочу уходить в эту спекулятивную сторону, а предлагаю посмотреть чисто экономический срез. В общем, ясно, что базовая задача того времени – это начало роста, концепция удвоения ВВП, которая, кстати говоря, была реализована. В стране реально произошло удвоение ВВП. Но в то же время ясно, что драйвером роста был тот самый российский экспорт, в котором 85% составляют нефть, газ, металлы. Вся концепция роста, базирующаяся на этом драйвере, исчерпалась. И теперь все дело в том, сумеем ли мы в следующие 10 лет решить задачу под названием «Новая модель экономического роста, базирующаяся на инновационном развитии».
Если посмотреть не вглубь, а вширь – что происходит в мире, как наша страна выглядит на глобальном мировом фоне? Вот самые простые примеры, фиксирующие сроки решения задачи строительства инновационной экономики в других странах. Не углубляясь в детали, в общем, совершенно ясно, что ровно в те самые 20 лет, которые мы по разным объективным или субъективным причинам потеряли, на земном шаре возник десяток образцовых инновационных моделей, демонстрирующих фантастические результаты в области функционирования инновационной экономики. Финляндия, если я правильно помню, в 1991 году имела уровень безработицы 22% и катастрофическую ситуацию в силу обрушившейся торговли с СССР, умершего экспорта и так далее. И ровно тогда в этой стране в небольшую кабельную компанию пришел молодой человек, который сказал: «Вот, готов вашу кабельную компанию поднимать, но нужно сменить профиль продукции». Его звали Йорма Оллила, теперь он президент компании Nokia. Тогда акционеры спросили его: «Слушай, а какую продукцию ты хочешь, чтобы мы производили вместо кабеля, который хорошо реализуется? Рынок надежный, понятный». Он сказал: «Я хочу производить мобильные телефоны». – «Что? Мобильные телефоны? Ну да, видели мы такие, которые по два килограмма весом и которые русские олигархи привозят нам сюда показывать, носят их обычно помощники». Он ответил: «Ну да, эти, но вот у меня есть цифры, что по некоторым прогнозам в 2010 году количество мобильных телефонов в мире будет равно 30 млн. штук». Их реакция была: «Ты сошел с ума! Какие 30 миллионов? Откуда это может взяться? Это абсолютное безумие». Но каким-то чудом ему удалось убедить акционеров снять с производства 95% производимой продукции, полностью сменить профиль, создать компанию Nokia. Как известно, в 2010 году количество мобильных пользователей Интернетом, мобильными смартфонами вместе с другими устройствами составило в мире 4,2 млрд. Прогноз, действительно оказался ошибочным, но немного в другую сторону.
Нечто подобное произошло в десятке стран мира в тот самый период, когда мы с вами даже отдаленно к этому приступать не собирались.
Это глобальный фон. А что было с технологическим фоном? Как развивались базовые технологические уклады на земном шаре в этот самый период?
Как хорошо известно, на этот счет есть целое направление, основанное на работах Кондратьева об экономических волнах, с серьезным количеством мировых последователей, с некоторым количеством российских последователей этой школы.
Суть такова: существует пять технологических укладов, которые, собственно, вписываются в длинные экономические волны. Первый, начавшийся с текстильной промышленности в Англии, 40–50 лет. Затем следующий – железные дороги. Третий – электричество. Четвертый – нефть, автомобилестроение, электроэнергетика. Пятый – информатизация и телекоммуникация. И сейчас начинается шестой. Есть тоже разные позиции, но, как ни странно, большинство исследователей считает, что сердцевиной шестого технологического уклада являются нанотехнологии. Я понимаю, что меня можно заподозрить в субъективной позиции в силу понятного конфликта интересов, но я стараюсь хотя бы на бегу читать, что пишут на этот счет, и недавно прочел книгу, выпущенную Институтом экономики Академии наук, который точно не обвинишь в борьбе за либеральные ценности. Там целая вторая глава описывает, почему нанотехнологии – сердцевина шестого технологического уклада, который сейчас начинается. Как ни относись к этим оценкам, совершенно понятно, что начало уклада – этот тот исторический момент времени, когда начинают формироваться новые бренды, глобальные рынки. Когда компании, начинающиеся с классических старт-апов из трех человек в «гараже», за три года выходят на объемы продаж в сотни миллионов, затем миллиардов, затем десятков миллиардов долларов. Сегодня, по-моему, капитализация Apple – 240 млрд. долл., Microsoft – 230 млрд. долл. Примерно такого масштаба цифры. Это предшествующий пятый уклад. Есть замечательный график, который показывает среднюю капитализацию первых десяти компаний каждого уклада. На этом графике четко видно, что внутри уклада у капитализации есть жизненный цикл: рост и падение. Когда-то US Steel, Alcoa, Dupon были компаниями четвертого уклада. Сегодня их капитализация – 40 млрд. долларов, не больше, а лидируют компании пятого уклада. Завтра – шестой. Таков технологический фон.
На этом глобальном и технологическом фоне возникает вопрос: быть или не быть? Можно ли это в принципе сделать в нашей стране? Количество дискуссий на эту тему таково, что мне просто не хочется в них включаться. Откройте любую газету и увидите там соотношение примерно 10 к 1. 10 – это грустные смайлики, а 1 – это, наверное, мое выражение лица. Я совсем не хочу сейчас кому-то что-то доказывать. Хочу выдвинуть только одну гипотезу, и, думаю, вы с ней согласитесь. Этот бесконечный спор – «а можно ли в России, в которой коррупция, бюрократия, взятки, воровство и так далее...» я предлагаю решить одним-единственным способом: сделать. Давайте сделаем, и тогда все станет ясно. Все остальные аргументы мне не интересны.
Если продвигаться в прикладную сферу, нужно трезво оценить: а что сегодня сделано в России? Надо признать, что есть определенный задел, ясно, что в России что-то происходило в последние 10 – 15 лет. Между прочим, больше происходило в регионах, чем в Москве. Москва вообще этого, как правило, не видит и не понимает. В Томске, Ставрополе, Пензе, Чебоксарах есть десятки компаний с объемом продаж под 100 млн. долл. каждая, имеющие реальный экспорт под 70–80%, абсолютный хай-тек, с продажами в Европе. Они малоизвестны, родились 10–12 лет назад и пробиваются сквозь тысячи барьеров, выставленных родным государством на пути инновационной экономики. Но они есть.
Тем не менее, ясно, что этот фон все-таки слабенький, росточки хлипкие. Надо на ситуацию как-то смотреть заново. Нужно, прежде всего, признать, что политический приоритет задан. Между прочим, он был задан еще в документе, про который как-то забыли, под названием «Концепция 2020», в котором речь шла об инновационной экономике. Сегодня, при президенте Медведеве всем понятно, что тема вышла на самый высокий уровень, все приоритеты заданы.
Что было сделано помимо того, что задан политический приоритет? На сегодняшний день реализован набор политических решений. Прежде всего, были предприняты определенные организационные шаги: президентская комиссия, регулярно заседающая всерьез, ежемесячно, вслед за ней создана премьерская комиссия. Они взаимодействуют между собой, работа выстраивается вокруг этих двух органов. Собственно, по их решениям приняты первые законодательные меры, которые, на мой взгляд, весьма серьезны. Я имею в виду, прежде всего, поправки в закон о техническом регулировании. Речь идет о введении в российское техрегулирование, бессмысленное и беспощадное, норм Евросоюза. Считаю это очень важным и правильным шагом.
Еще один закон – ФЗ-217. Речь идет о создании малых инновационных предприятий при вузах и институтах академий наук. Вокруг этого закона было много бурных дискуссий, в нем имеются определенные изъяны, но, тем не менее, он был принят. На сегодняшний день при российских вузах создано уже более 400 малых инновационных предприятий. Трудно, сложно, с ошибками, но это некая жизнь, рождающаяся в инновационной сфере. Следующий шаг: внесены поправки в миграционное законодательство. С 1 июля стоит иностранцу только обеспечить себе зарплату на уровне 2 млн. рублей в год, и он приезжает в Россию без ограничений. Радикально упрощается визовый режим, регистрация при переезде и так далее.
Далее - крупному государственному бизнесу предложена идея создания так называемых инновационных программ. Что такое инвестиционная программа, госмонополии знают хорошо, разобрались за 10 лет. Родилась методическая база, ежегодно создаются инвестпрограммы. У РАО ЕЭС, например, годовая инвестиционная программа была 960 млрд. рублей. Инновационная программа – это совсем другой срез темы. Это, собственно, модернизация. В ближайшее время министр экономики будет докладывать правительству о механизме обеспечения инновационных программ крупных государственных компаний. Крупному частному бизнесу уже дан серьезный импульс. В январе этого года на президентской комиссии было принято решение, по которому заявки на крупные проекты инновационного характера с объемом продаж под 15 млрд. рублей в 2015 году, будут поддерживаться государством. Сейчас завершается процесс отбора, больше 40 проектов уже отобрано.
Чего не хватает? Мне кажется, сейчас после полутора–двух лет таких бурных продвижений не хватает очень важной вещи: на одну секунду остановиться, оглянуться и заново обозначить цели. В моем понимании, пришло время, когда от периода «бури и натиска» надо переходить к системной работе. Суть этой работы называется «разработка инновационной стратегии развития». Я считаю, и мои коллеги это мнение разделяют, что именно сейчас такой момент, когда, правильно переосмыслив задачу, необходимо поставить ее заново именно в таком ключе. Что это означает? Каким требованиям должна соответствовать такая программа и как она должна делаться? Вот несколько из них:
Во-первых, правильный горизонт времени – десятилетний. Это разумный компромисс между полной потерей содержания (когда отрезок слишком большой) и, в то же время, слишком коротким периодом, за который просто невозможно ничего крупного сделать в стране. Если 10-летний срок переводить на политический язык, то невольно возникают в голове цифры либо 8, либо 12, но мы их отбросили и оставили 10 лет как правильный горизонт. В этом документе нужно разобраться каково место России на мировом инновационном фоне. Мы видим сегодня бурные процессы. Израиль стал практически мировым центром IP (Intellectual Property) интеллектуальной собственности. Южная Корея, которая почти не имела собственной фундаментальной науки, тем не менее, экспортирует инновационную хай-тек-продукцию на сотни млрд. долларов, в десятки раз больше, чем Россия. Науки нет, а инновационный бизнес есть. И наоборот: наука есть, а инновационного бизнеса нет. И такие модели возможны, и иные. Или Китай, который сегодня вкладывает в это направление, по моей оценке, триллионы долларов. Фантастический объем ресурсов, который даже сложно себе представить. Добавьте к ним реальные стоимости, реальную цену рабочей силы, и на этом фоне определите, а что в России можно сделать такого, что способно было бы конкурировать с китайской продукцией через пять лет. Именно с инновационной продукцией через пять лет – я сейчас не про уголь. Понятно, что задача не простая, и ответ на нее совсем не тривиален.
Ясно, что программа такого класса должна быть операциональна. Это должен быть не набор пожеланий, а вполне технологичный документ, который описывает не только «зачем?», но и «что?», и «как?». Ясно, что в такой программе результаты должны быть объявлены заранее и должны быть жестко контролируемы. Кстати, самый простой результат: доля ВВП в хай-тек. Конечно, он имеет свои плюсы и минусы, но, тем не менее, вполне внятно показывает реальный итог. И, конечно, сам процесс разработки такого документа должен быть открытым.
Ясно, что собственное ресурсное обеспечение задач инновационного развития России изначально должно быть вложено в бюджетную стратегию. Не в режиме, когда Президент решает: на Сколково – 10 млрд. из бюджета или 15. Нет. В режиме, когда сама бюджетная стратегия страны исходит из этого приоритета и закладывается в бюджетное послание – в трехлетний план, годовой бюджет.
Но это – требования. Самое главное – что должно быть внутри, в этой программе? Дать сейчас полный ответ на этот вопрос сложно, но могу обозначить пять приоритетов, которые готов обосновывать, заранее понимая, что ими перечень не исчерпывается. Это:
- общее экономическое законодательство;
- региональная политика;
- технологические приоритеты;
- состав федеральных органов исполнительной власти, инструменты механизма государственной инновационной политики;
- преобразования науки.
Список можно и нужно продолжать.
Несколько слов про каждый из обозначенных приоритетов. Общее экономическое законодательство. Возьмем корпоративное законодательство. Те, кто связан с венчурными инвестициями, профессионально их изучал и работал в этой сфере, прекрасно знают, что в нашей стране есть единственная организационно-правовая форма под длинным названием «Закрытый паевой инвестиционный фонд рискованных венчурных инвестиций». Форма – абсолютно не пригодная. Просто представить себе невозможно: с двойным налогообложением, с десятком изъянов, со всеми недостатками, которые только возможны. То, что есть в мире на этот счет –General Partnership/Limited Partnership – на русский язык не переводится в законодательном смысле. Ясно, что нужен новый закон, создающий новую организационно-правовую форму, вписывающийся в Гражданский кодекс РФ, с соответствующими дополнениями, дающими возможность по-человечески формировать венчурный фонд. Далее – результат работы венчурного фонда. Что создает венчурный фонд? Он создает старт-апы. А это что такое? ООО или ЗАО. Не годится. Каждая из действующих организационно-правовых форм в принципе не пригодна для нормального функционирования инновационной компании ранней стадии. Наша работа в РОСНАНО в этом смысле привела к разработке нового закона о коммерческом товариществе, который, как нам представляется, радикально упрощает жизнь тем, кто собрался заняться реальным инновационным бизнесом.
Если поговорить с теми инноваторами, которые, как ни странно, выжили и как-то существуют в нашей стране, то первой проблемой почти все назовут таможню. Ясно, что здесь нужна если не революция, то радикальное изменение ситуации. Результатом нашей работы в этом смысле стало понимание необходимости полного пересмотра фундаментальных норм. Мы готовили их как пересмотр Таможенного кодекса России. К этому времени подоспело создание Таможенного Союза. К счастью, в Таможенный кодекс Таможенного Союза удалось предложить десятки норм, направленных на улучшение ситуации. Это – первый шаг. Шаг номер два – российский закон «О таможенном регулировании», который сегодня разработан и вносится в Государственную думу. Шаг номер три – валютный контроль. Это уже сфера компетенции Центрального банка. В ЦБ все понимают и помогают готовить нам такой законопроект.
Еще один деликатный момент – экспортный контроль. Это совсем специфическая сфера. Целый закон об экспортном контроле в России – абсолютно непригодный для нормальной жизни, требующий полной переделки от начала до конца. Как это ни странно, ведомство, занимающееся этой темой, с пониманием относится к нашим предложениям, мы сейчас завершаем разработку нового закона об экспортном контроле. Весь проект в целом называется «Зеленый коридор». Замысел: попытаться создать «зеленый коридор» для российской инновационной продукции, поскольку понятно, что мы либо создадим инновационную экономику международного класса, либо лучше ее не создавать вообще. Она не может быть «местной», такой «немного для себя». Не получится. Она в таком режиме не живет и не функционирует. Именно поэтому все, что касается внешнеэкономических связей, для нас – абсолютный приоритет в этой тематике. Дальше. Святая святых – Налоговый кодекс. Наши 5-месячные битвы с министром финансов на этот счет позволили достичь серьезного взаимопонимания и продвинуть целый ряд вопросов, начиная с принципов амортизационной политики и кончая отказом от налогообложения прироста капитала. Правда, там внутри есть маленькая развилка. Есть прирост капитала у юридических лиц, и есть прирост капитала у физических лиц, в первую очередь, бизнес-ангелов. Это важнейший институт финансирования инновационных проектов, который как ни странно в нашей стране существует. Он абсолютно реальный. Мало того, мы сейчас начнем формировать ассоциацию «Рубан» – «Российскую ассоциацию бизнес-ангелов». Их обязательно нужно подвести под этот закон. Они в обязательном порядке должны получить освобождение от налогообложения прироста капитала – это важнейший инструмент государственного содействия инновационной политике.
Техническое регулирование. В 2002 году в России был принят закон о техническом регулировании. Замечательный, прогрессивный, передовой, очень стратегический. При этом никакого отношения к реальной жизни не имеющий. Не реализован вообще ни в какой форме. В стране на сегодняшний день принято чуть меньше 20 технических регламентов, а это основа закона. Это означает, если называть вещи своими именами, что страна живет без технического регулирования. Ответить на вопрос: а работают ли сегодня те введенные в отраслях 100 000 ГОСТов, полтора миллиона ОСТов, столько-то сот тысяч СНИПов и еще столько-то сот тысяч норм и правил, или нет, – невозможно. Нет ответа. И представить себе на секунду, что экономика наших масштабов, за триллион долларов ВВП, вообще не имеет технического регулирования, в жизни, основанной «на трубе», можно. В жизни, основанной на науке, – невозможно. Так не бывает. Я считаю, что задача концептуального переосмысления технического регулирования является важнейшей, и ее решение требует серьезнейших интеллектуальных усилий.
Законодательство об интеллектуальной собственности. Я убежден, что суть проблемы в интеллектуальной собственности – я говорю не о копирайте, не об авторском праве, а о промышленной интеллектуальной собственности – в разрыве между центром мотивации и центром правообладания. Мотивация все равно находится у того, кто придумывал, а правообладание – там где-то далеко-далеко. Все остальное – вторично. Все дискуссии о том, что у нас плохо в РСБУ учитываются нематериальные активы, что доля нематериальных активов составляет столько-то, а вот в Америке – столько-то, что нам нужно развивать оценщиков в сфере нематериальных активов и так далее – все это правильно. Только вторично. А первична – мотивация, которая растоптана, разорвана на части. Пока мы не решим эту задачу, мы не добьемся ничего. Суть решения – я боюсь использовать некоторые термины из «проклятых 90-х», как-то хочется их избежать – интеллектуальная амнистия. Это суть того, что мы будем предлагать, для существенного обновления всего законодательства в сфере интеллектуальной собственности.
Все перечисленное выше – это маленькая часть экономического законодательства, в котором еще, между делом, лежит бюджетное законодательство, экологическое законодательство, требующие полного пересмотра, миграционное законодательство, в котором сделан только первый шаг, законодательство о науке, о финансовых институтах и многое-многое другое. Суть: все российское экономическое законодательство от начала до конца выстроено под задачи индустриальной экономики. Мы пытаемся построить постиндустриальную экономику. Это другой мир, другая история. Именно поэтому, к сожалению, этой историей нужно заниматься сегодня более чем основательно, серьезно и системно. Но общее экономическое законодательство – это только часть содержания инновационной стратегии развития России.
Есть еще региональная политика. Ясно, что все регионы не могут быть одинаковыми, с каждым нужно разбираться отдельно. Ясно, что вряд ли возможно одновременно строить инновационную экономику в каждом из 83 регионов России. Рано или поздно, придется внятно ответить на вопрос, где наши приоритеты. Ответив на этот вопрос, вы одновременно ответите, где их нет. И ответите тем губернаторам, которые не получат никакой государственной поддержки, а это гораздо более сложно, чем сказать тем, кому ты говоришь «да». Не пройдя эту развилку, невозможно в стране нашего масштаба строить региональную инновационную политику. Она абсолютно необходима.
Технологические приоритеты. За этими приоритетами должны быть гораздо более очерченные крупномасштабные продуктовые технологические инновации. В моем понимании, они должны быть теми продуктами или технологиями, которые способны изменить базовую технологию в целой отрасли либо просто создать новую отрасль. О чем я говорю? Вот из тех примеров, которые понятны и близки, и которыми мы серьезно занимаемся.
Светотехника на светодиодах. Сегодня любой эксперт в этой сфере скажет: очевидно, что светодиод с электропотреблением в 7 раз меньше и сроком службы в 50 раз дольше, точно заменит и офисное, и уличное, и промышленное, и автомобильное освещение, и освещение специальное и дальше вплоть до хирургического освещения или фонариков. Отрасль стоит в шаге от смены технологического уклада. Она будет заменена полностью в течение ближайших 10–15 лет. Ясно, что мы можем попытаться этот рынок освоить или, как обычно, отдать его «друзьям» за рубеж. Очень похожая ситуация с автомобилестроением, где, очевидно, просматривается переход сначала к гибридному, а затем и к электромобилю, за которым крупномасштабная технологическая проблема: двигатель, аккумулятор и суперконденсатор. Эти три задачи более чем серьезны. Понятно, что переход такого рода, прежде всего, упирается в инфраструктуру, в возможности замены либо аккумуляторов, либо зарядки, которая не решается без масштабной государственной поддержки. Такого уровня задача требует крупномасштабного участия государства. Высокоскоростное железнодорожное сообщение. Европа в 1990-е годы эту задачу решила. Скорость 280–300 км/ч там освоена повсеместно. Для сведения добавлю: в Китае совсем недавно пущен первый поезд на 1000 км со скоростью 398 км/ч. Китайская инвестиционная программа предполагает развитие этого проекта примерно с 10-кратным увеличением в ближайшие пять лет. В России есть «Сапсан», что, конечно, хорошо. Но, как мы понимаем, это очень далеко от масштаба задачи, которая должна быть решена в целом.
Далее. Индивидуализация методов фармтерапии на основе массового использования результатов расшифровки генома. Хорошо известно, что в этой технологии человечество вышло уже не на стадию научных открытий, а на стадию такого лавинообразного падения себестоимости единичного секвенирования. Миллион долларов был когда-то, 50 000 долларов – сейчас, через 3–5 лет это будут уже тысячи либо сотни долларов. Это означает просто смену концепции медицины вообще – переход концепции медицины на основу индивидуального подхода, что переворачивает эту отрасль, как мне кажется, от начала до конца.
Регенеративная медицина. Много спекуляций на эту тему, много дискуссий. Однако я своими глазами вижу в пяти странах мира: это просто живые бизнесы. Израиль. Небольшая компания. Спрашиваю: «Что делаете?» – «Занимаемся костной тканью». – «Расскажите». – «Вот фотографии: коленная чашечка с пулевым ранением, коленная чашечка через четыре дня – почти зажившая, коленная чашечка через семь суток – вообще никаких следов». Я - не специалист, но профессионалы знают, что коленная чашечка – одна из самых сложных в технологическом смысле, гораздо сложнее, чем тазобедренный сустав. И мы сегодня готовим такие проекты по выращиванию замены органов в человеческом теле. Что казалось полным абсурдом – сегодня становится стартапами, завтра это будет живым бизнесом, а через 10 лет – частью повседневной медицины. Появиться все это в нашей стране без серьезной политики точно не может.
Цифровые медийные средства. Поезжайте в Сингапур. На любой встрече вам скажут: «такие средства – это стратегия Сингапура, на ней мы собираемся выращивать будущее. Наша задача – сделать четыре университета и 12 исследовательских центров по цифровым медийным средствам». И так далее. Интерактивность, многожанровость, индивидуализация запроса, возможность изучения индивидуализированного новостного ряда. Новостная лента в Facebook по отношению к этому покажется детским лепетом. И очень скоро появятся магазины без кассы: суть заключается в том, что вы приходите в магазин, берете, что надо, и уходите, и, собственно, все. Правда, при этом с вашей кредитной карты автоматически списывается объем ваших расходов. Если вы хотите увидеть чек – пожалуйста. Не хотите – не надо. Все сделают за вас. Штрих-код исчез, ручное считывание штрих-кода исчезло. Вместо него появилась метка, которая в автоматическом режиме без потребления энергии дает информацию о каждом купленном товаре. Нами подписан проект «Магазин будущего», создаем вместе с «Пятерочкой» и АФК «Система» первый опытный магазин.
Совершенно ясно, что под эти задачи предстоит полностью поменять состав и функции органов федеральной власти.
Инструменты и механизмы государственной инновационной политики. Суть темы состоит в том, что все действующие инструменты неадекватны задачам воздействия государства в условиях инновационной экономики. Вообще, ситуация проста: степень сложности государственного воздействия на экономику возрастает на порядки. Уровень компетентных запросов, требований к государству в этой ситуации возрастает на порядки. Диверсификация инструментов, способность применять их к разным видам бизнеса возрастает также. Эта задача, конечно же, требует специальной работы, к которой присоединяется еще одна мелкая задачка под названием «реформа образования и науки». А если поставить вопрос: есть ли какой-то набор фундаментальных реформ, которые стране необходимы? Реформа МВД. Ясно, что надо, но к инновационной экономике это прямого отношения все-таки не имеет. Пенсионная реформа. Вопрос жизни и смерти для страны. А вот реформа образования и науки – просто на инновационном пути, и никуда от этого не деться. Наверное, это вопрос не данного политического цикла, а следующего. Если в сфере образования мы видим реальные шаги: Единый госэкзамен, исследовательские университеты, то в сфере науки – я, может, что-то проглядел, но сдвигов не заметил. Может, что-то секретное происходит, готовится где-то в глубинах – мне неизвестно. Выводы.
Пора. Наступил момент смены вех. Это надо делать сейчас. Начальство не может решать эту задачу и не сможет решить ее. Задача такого класса сложности – это не задача министра, министерства, правительства или даже, страшно сказать, Президента. Нет. Это задача интеллектуальной элиты. Рискну сказать, что все, что я прочел на этот счет, тысячи публикаций, не решает эту задачу. Я не вижу документа, который соответствовал бы тем запросам, которые, на мой взгляд, являются правильными. Но это означает, что сегодня у нас не правительство отстало. Нет. Мы с вами отстали. Мы с вами не сформулировали единого, целостного ответа на этот вопрос. Именно поэтому я здесь, именно вы, молодые, и должны дать на него ответ.
